Ирина Божедомова: «Вы представляете себе женский хор, раздетый догола?!»

На Собиновском фестивале оперная дива заявила, что не хочет быть проституткой

В «Тоске» на Собиновском главную партию исполнила солистка Государственного театра оперы и балета Чехии, лауреат международных конкурсов Ирина Божедомова. Она потрясла публику не только неимоверно сильным голосом, но и ярким раскрытием драматической ситуации, выразительностью игры и природным обаянием. После сложного спектакля певица легко согласилась на беседу. Без преувеличения, интервью получилось скандальным.

Главную партию в спектакле «Тоска» исполнила солистка Государственного театра оперы и балета Чехии, лауреат международных конкурсов Ирина Божедомова

— Спротежировал пригласить меня на Собиновский фестиваль Юрий Васильевич Зайченко, мой сегодняшний партнер по сцене, солит Большого театра. Чему я очень рада. Я никогда не была на Волге, а из окон моей гостиницы бесподобный вид на мост через великую реку. Первое, что увидела в Саратове, сойдя с поезда, неснесенный памятник Дзержинскому. Правильный город! Я вообще очень традиционный человек и не люблю, когда ломаются устои дома, на работе, в государстве. Глупо запомнить только то плохое, что сделал человек. И забыть все хорошее… Три последних года живу в Чехии и безумно скучаю по России. Просто так получилось, что негде работать в Москве. Потому что я не хочу петь в том Большом театре, который есть сейчас. Это стыдно. Уровень моей музыкальной грамотности не позволяет мне принимать участие в нынешних спектаклях Большого театра. Это за гранью допустимого. Я не могу, когда со сцены Большого театра в опере несется мат-перемат, как в «Детях Розенталя». Не могу видеть бомжей на сцене. Хотите эксперименты? Делайте их в экспериментальных театрах. Но зачем на сцене русской святыни разводить грязь? Я в грязи участвовать не желаю. Меня это унижает и оскорбляет. Поэтому приняла первое предложение, которое тогда поступило.

— Как оказались в Праге?

— В Чехии была проблема с «Турандот». Меня пригласили на прослушивание. И неожиданно директор Пражской оперы предложил мне на следующий же день спеть в опере Верди «Набукко», а я не исполняла эту партию больше года. Но что было делать? Спела. И через неделю получила трехлетний контракт. Это история моего отъезда в Чехию.

— В Чехии другое отношение к опере?

— Первые два года я радовалась классическому варианту. Но и до них дошел «прогресс». Они начали раздевать всех догола. Идет чудесная опера «Канди» и еще не менее чудесная «Травиата». Вы представляете себе женский хор, раздетый догола, в дирижерских фраках? Все женщины, невзирая на возраст и комплекцию, обнажены. Смотреть неприятно. Народ уходит. Просто пошлость. Погоня за дешевым эффектом: «Ах, у нас голые тетки!» Но ведь публика один раз посмотрит и уйдет. В зале встают и уходят прямо во время спектакля. Из 1250 зрителей остается лишь 30.

— Три года вашего контракта истекли…

— И по причине всего вышеописанного продлить контракт в постоянной труппе (ангажемент) я отказалась. Ушла на гостевой контракт. Считаюсь солистом театра, но пою только тогда, когда свободна. Меня спрашивают: в какие месяцы вы будете в Праге? И ставят спектакли именно тогда. Теперь я диктую условия.

— Где же вы поете?

— В этом сезоне из десяти месяцев только два нахожусь в Чехии. А все остальное время — Германия, Франция, Бельгия, Испания, Венгрия, Мексика. Чешская агентура «МузАркада» (типа нашего Госконцерта) сотрудничает с фирмой «А-Концерт» Германии. Сделали красивую постановку аэршоу-опен-эер. На открытом воздухе, на стадионах, с огнем. Это настоящая опера плюс красивые эффекты. Например, я пою Амнерис. И когда ко мне подходит Аида, при словах «Я тоже королева!» я делаю, как ведьма, руками «вжик» — и встает стена огня между мной и Аидой. Эта продукция очень востребована. Мы объехали всю Европу, Южную Америку, и приглашения все поступают. Сейчас будем также на открытой площадке ставить «Кармен». Мне это интересней, чем раздеваться в театре догола. Партнеры великолепные. Пою с испанцем Эрнесто Гризали — это выдающийся тенор нынешнего времени. Там я встретила своих друзей по Большому театру — Люду Магомедову. В Саратове на фестивале тоже обрадовала неожиданная встреча с Дарьей Шучалиной — критиком из Сыктывкара, мы не виделись года четыре.

— Но все же Чехия устраивает?

— Почему я продолжаю там жить? Облегчена ситуация с визовым режимом. Чешская виза позволяет мне сделать визу в любую страну Шенгенской зоны за два часа. А когда мне звонили в Москву из Вены: «Вы сможете завтра спеть у нас?», я отказывалась. И только потому, что в России сделать визу быстро невозможно.

— Вы говорите по-чешски?

— В совершенстве. И читаю, и пишу. Знаю английский и итальянский. Немного понимаю по-французски, сейчас начинаю его учить. Пою на французском без акцента, и французы мне не верят, что их языка я не знаю.

— В Чехии относятся к России все хуже и хуже?

— Да. Они не могут забыть танки 1968 года. Но они помнят и 1945-й. На День Победы (они отмечают его 8 мая, а не 9-го) памятники русским солдатам завалены так, что букеты вываливаются на автомобильную дорогу. У чехов есть традиция приходить к памятникам русским солдатам в день свадьбы. Да, отношение к России меняется. Но не у рядового населения. Обычные люди по-прежнему говорят: «Что нам делить? Славянами были, славянами и помрем». А вот правительство однозначно стало хуже относиться к русским. Все русские на любых предприятиях переведены на полставки. Объясняют так: это требование профсоюзов. Но это неправда. А причину знаю из первых уст. У меня есть три чешских семьи, с которыми я дружу. Они работают в аппарате президента, и рассказали, что все дело в американских ракетных установках ПРО. Чехия получила 56 миллиардов долларов от США. Конечно, они достались правительству, рядовым гражданам из этих денег ничего не перепало. Были огромные демонстрации в Чехии против вхождения в Шенген. Ведь как только Чехия войдет в Шенген (это будет 1 января 2008 года), цены взлетят. Зарплаты переведутся в евро-эквивалент, но не повысятся. А правительство уже разложило деньги по кармашкам. Все как везде. Несмотря на попытки восстановить отношения с Россией, на встречи наших президентов, чехи «легли под Америку». Это еще одна причина, по которой я очень хотела бы вернуться домой.

— В какой театр?

— В идеале в Большой. Но я не фантазер и даже не оптимист. С 2001 года Большой театр колобродило. Выгнали всех мастеров. Половину оркестра. Ростроповича, Рождественского, Васильева, феноменального хормейстера Лыкова, Моторина, Лапина, Мещерякову, Зеленскую… Звезды там не имеют ни одного спектакля за год. А ведь если не будешь петь — голос начнет атрофироваться. Мы воевали с новым руководством Большого театра, судились. Но за его спинами стоят большие люди. Знакома с Юрием Тимеркановым, поскольку до Большого была солисткой Мариинского в Санкт-Петербурге. И когда Тимерканова назначили главным приглашенным дирижером в Москве, я взлетела как на крыльях: наконец-то придет мастер! Я тут же стала звонить из Чехии ему, ребятам. Но мне разъяснили: он будет лишь «свадебным генералом», прикрытием. Поэтому Большой отпадает. Театр Покровского, Геликон, «Новая опера» камерные, я со своим голосом им не подойду. Театр Станиславского? Но в него, когда я убегала в Чехию, перебежали все из Большого, из этого «гадюшника», и мне не хочется ущемлять ничьи права.

— Нет мыслей вернуться в Мариинский?

— С самим Валерием Гергиевым у меня прекрасные отношения. Но Мариинским сейчас правит его сестра Лариса Абисаловна Гергиева. А у меня ужасный, неудобоваримый характер: кланяться не умею. Пусть мне сделают замечание по работе. Но заставлять меня после спектакля ехать спать с каким-то банкиром, которому я понравилась?! А в Мариинке принято так себя вести. Девки ищут богатых спонсоров. И платят четыре тысячи евро за год обучения, за что получают маленькие партии. А я же не проститутка. Почему я должна платить за то, что буду петь в театре? А Лариса Гергиева говорит прямо: за право у нас петь люди платят. Это началось в 2000 году. И я сразу же поехала на прослушивание в Большой. Лариса Абисаловна — директор оперы Мариинского театра, директор оперы Владикавказа и массы конкурсов. Человек ненасытен. Ее муж стал заведующим вокальным отделением питерской консерватории, выгнав Георгия Васильевича Селезнева, у которого после этого случился инфаркт — и он умер. У этой дамы руки в крови. Я хочу жить. Я люблю, любима.

— Вы сказали, что любимый человек в Москве.

— Да. Но это очень известный в России дирижер и называть его фамилию не буду. Нам очень трудно. То он летал ко мне за границу, теперь я езжу в Москву. Видимся редко: раз в три-четыре месяца. Это трагедия для меня. Потому что я прежде всего женщина, а уже потом певица.

— У вас необычная фамилия.

— Моя родовая фамилия звучит «Божедом». Окончание «ов» приписали дедушке моего папы после революции. В трилогии Мельникова-Печерского («В лесах», «На горах») есть один милый персонаж — Василий Федорович Божедом. Это основатель нашего рода. Он первым на Волге стал добывать рыбу в промышленных масштабах, строил суда. А усадьба нашего старинного рода была в Москве, — знаменитая Божедомка. Помните фильм «Место встречи изменить нельзя»? Ира с Божедомки, 7 — это, наверное, я и есть. Моя двоюродная бабушка говорила: «Мы теперь все крестьяне, потому что дворянина без двора не бывает». В революцию семью, где было девять детей, выбросили на улицу, потом сослали в Сибирь, где я и родилась. А вообще, я абсолютно русский человек. И при малейшей возможности вернусь домой. Скучаю по дому, по России, по Москве.

Татьяна ЛИСИНА
«Московский Комсомолец» в Саратове